Асино лето
Глава 6
Наутро, едва солнце коснулось пушистой верхушки сосны, Ася открыла глаза. Разбудило ее какое-то особое чувство, будто ждет ее сегодня что-то необыкновенно радостное. Она выглянула в окно и сразу увидела гнома Севу. Он шагал туда-сюда по сосновой ветке и в своем зеленом комбинезоне был похож на живой листик. Ася оглядела палату. Кажется, все еще спят. Тогда она осторожно открыла окно, стараясь не задеть проклятую герань.
— Сева! — тихонько позвала Ася и опять огляделась. Она очень боялась кого-нибудь разбудить.
— Ася! — обрадовался Сева и спрыгнул на ветку пониже. — А я жду, жду! Как вы долго спите!
Ася глянула на Аленкины часы, которые лежали на тумбочке. Половина седьмого!
— А вы когда просыпаетесь? — спросила она.
— Сначала мы, потом солнце. Одевайся, пойдем, я тебе такое покажу!
Ася натянула пестрый сарафан и вылезла в окно. Сева тем временем, уцепившись за янтарную сосновую чешуйку, спланировал на землю. Ася присела перед ним на корточки.
— Куда пойдем?
— К двум мостикам.
— В Старый лагерь? Там собаки…
— Ты собак боишься? — удивился Сева.
— Ну… эти злые.
— Злые? Кто — Буль, Тяпа? Или Пятнашка злой? Или Кузя? Ты просто с ними незнакома, Ася, ты ничего не знаешь. Бери меня в руку, и бежим.
Ася прикрыла окно, взяла Севу и тихонько сжала в кулаке так, что только его голова торчала в ярком зеленом колпачке. Роса обожгла босые Асины ноги, она засмеялась, окончательно проснувшись, и побежала под горку.
Сева торопил:
— Быстрее! Быстрее!
— Почему быстрее?!
— Я тебе такое покажу! Никогда не забудешь!
— А что? Что?
Споткнувшись о корень, Ася упала плашмя и проехала коленками по асфальту. Она тряхнула головой и осторожно села.
— Кха-кха! — послышалось в кулаке.
Ася осторожно разжала его.
— Прости, я тебя чуть не раздавила.
— О-о-о, — Сева повертел головой, взмахнул руками, потопал. — Я цел, — улыбнулся он. — А ты? О-е-е-ей!
Коленки у Аси были содраны в кровь. Тонкие алые струйки текли по ногам.
— Надо найти подорожник, — деловито сказал Сева. — Верное средство.
— Чего его искать, вон его сколько.
Ася присела в траву у дороги. Было очень больно и обидно. Сева выбрал красивый гладкий подорожник и, пыхтя от натуги, сорвал его. Но подорожник совсем не помог. Кровь все равно бежала, коленки болели, будто по ним прошлись острой теркой. Ася отбросила подорожник, дохромала до фонтанчика и стала промывать свои раны. Сева виновато и сочувственно сопел, стоя на кране.
— Это я виноват, — сказал он. — Торопил тебя.
Кровь все не останавливалась.
— Бежит и бежит, — испугалась Ася.
— Ох! Это, наверное, колдовской корень!
— Какой?
— Ну, колдовской. Об него споткнешься — несчастий не оберешься. Надо теперь к солнечным зайчикам идти. Только они залечить смогут.
— К солнечным зайчикам?! — распахнула глаза Ася. — Это на Солнце, что ли?
— Да нет, — засмеялся Сева. — Тут рядом. Место такое волшебное. Идти-то сможешь?
Ася сказала, что в гости к солнечным зайчикам она готова даже ползти. И тут же услышала заливистый смех: будто прямо с неба спустились Горыныч и Еж.
— Это будет весело! — сказал Еж.
— Все гномы сбегутся посмотреть! — подхватил Горыныч.
— Перестаньте, — попросила Ася. — Знаете, как больно?..
Моментально став серьезными, Горыныч и Еж сказали:
— Знаем.
— От колдовского корня всегда больно, — сказал Сева. — Он и людям вредит, и дерево губит.
— Надо это место запомнить.
— Ладно, чего болтаем? — сказал Горыныч строго. — Асе на Солнечную поляну надо.
— А как? — прохныкала Ася. Ноги ломило, голова раскалывалась. Ей казалось, она и шага сделать не сможет.
— Ну, это просто! — улыбнулся Горыныч снисходительно.
— У меня тут осталось немного… девчонки еще на Новый год дарили…
Какие девчонки и что подарили они Горынычу на Новый год, Ася спросить не успела. Горыныч взлетел и повис у Аси над головой. Потом стал быстро-быстро тереть ладошки друг о дружку, будто хотел согреться. Асе и впрямь стало тепло, даже жарко. Она почувствовала себя горячей-горячей и легкой-легкой. Земля качнулась и поплыла.
— Ай! Я… Я лечу! — прошептала она.
Какая-то сила подняла ее в воздух и понесла вперед. Тела своего Ася совсем не чувствовала. Иногда ее переворачивало и крутило в воздухе. Рядом прыгал Еж, а Горыныч взял Севу за руку, и они летели над Асей.
— Поворачивай! — крикнул Горыныч. — Нам через мостик! Поворачивай!
— А как?
— Прасковья, хоть что-нибудь ты умеешь?!
Но зря Горыныч ругался. Ася ведь не сама летела, что-то влекло ее, какое-то горячее облако держало и несло над землей. Все в Асе булькало, и пузырилось, и взрывалось каждую секунду.
— Ура-а-а! — закричала она, чтобы выпустить рвущуюся наружу радость.
Гномы зажали уши.
— Я оглох! — возмутился Еж.
Веди себя прилично, а то ногами пойдешь, — пригрозил Горыныч.
Асе казалось, что у нее уже и не болит ничего, но не тут-то было. Когда Еж крикнул: «Спускаемся!» — и все они приземлились на поляну, окруженную, как забором, кустами акации, Ася встала на ноги, охнула и упала в траву. Ноги заболели так, будто она без остановки три дня шла в гору по камням, руки ломило, даже в горле пересохло, а сердце стучало где-то в висках так громко, что в глазах потемнело. А поляна была самая обыкновенная. В давние времена здесь проводили пионерские линейки. Флагшток торчал одинокой мачтой, вдоль кустов акации — по периметру поляны-площади — шла дорожка, выложенная каменными плитами. Между плитами проросла трава.
— Это же Старый лагерь, — удивилась Ася.
— А ты думала, мы тебя в Сказочное Королевство отнесем? — съехидничал Горыныч.
Признаться, так Ася и думала.
— А кто же будет меня лечить?
— Да вот — они.
Над поляной светящейся метелью носились, кружились, вертелись солнечные пятна. Они прыгали по траве, по кустам акации, по дорожке, по флагштоку и развалившейся трибуне.
Тут были не только солнечные зайчики. Были солнечные белки, котята, бурундуки, медвежата, щенки, цыплята, даже солнечные оленята, жеребята и телята.
Среди солнечной метели то тут, то там мелькало золотистое пятнышко: это ускакал резвиться вместе с солнечными зверятами гном Еж. Улыбчивый и прыгучий, он сам был как солнечный зверек. Ася во все глаза смотрела на их догонялки-прыгалки. А Еж уже привел солнечного бельчонка и солнечного козленка.
Бельчонок был остролицый, юркий, хвост — торчком, а козленок — лобастый, лопоухий, добродушный. Они пробежались по Асиным ногам. Стало тепло и щекотно. Козленок посмотрел на Асю хитрыми светящимися глазами и шершавым языком слизнул кровавые струйки. А бельчонок обмахнул коленки хвостиком, и все ссадины затянулись прямо на глазах.
Боль прошла. Коленки стали такие, будто Ася все лето загорала на юге одними коленками.
— Спасибо, — смущенно пробормотала она и спросила: — А я думала, солнечных зайчиков, ну… всех солнечных… только зеркальцем пускать можно, разве нет?
— Зеркальцем — это как на работу, — улыбнулся козленок, — а здесь наш дом.
Они засмеялись и ускакали. Солнце поднималось все выше, высохла роса на траве. Скоро объявят подъем.
— А они целый день здесь играют? — спросила Ася.
— Нет, только утром. Сейчас еще немного порезвятся и спрячутся в цветы, — объяснил Сева.
А Горыныч сказал:
— Нам пора. Если хорошо себя чувствуешь.
— Прекрасно чувствую! Летим!
Горыныч рассмеялся:
— Ну, нет! Уже проснулись повара и вожатые. Представляешь, что они подумают, если увидят летящую Прасковью Шустову?
Пришлось идти пешком. Это тоже было интересно. Горыныч сел Асе на одно плечо, Сева — на другое. Когда перешли мостик, их догнал сияющий, разрумяненный Еж и сел Асе на макушку.
От него было жарко, как от солнца.
— Сева! — вспомнила Ася. — Ты же хотел мне что-то показать!
— Поздно уже, — вздохнул Сева. — Как родниковый цветок распускается, можно только ранним утром увидеть.
— Родниковый цветок?!
— Ну да! Спускайся вот здесь, к ручью.
Без тропинки, через кусты, Ася спустилась в овраг, где шумел ручей.
— Иди прямо по воде, против течения.
Вода была холодная. Все солнечное тепло из Аси тут же вытянули ледяные струи. Ноги скользили по камням, вязли в песке, но Ася упрямо шагала против ручейного течения. Очень уж хотелось увидеть родниковый цветок.
Постепенно ноги привыкли к воде, даже весело стало. Струйки щекотали кожу, почти как солнечный бельчонок.
— Пришли, — сказал Сева.
В большой ручей впадал маленький. Его студеное течение впилось Асе в щиколотки, как иглы. Ручеек бежал из круглого, как блюдце, родника.
— Вот он.
— Это обычный родник, — засомневалась Ася.
— Много ты понимаешь! — обиделся Горыныч. — Это он сейчас обычный, а если бы…
— …некоторые под ноги смотрели, — подхватил Еж, — не упали бы, то увидели бы, как он распускается!
— Можно, конечно, на закате прийти, — сказал Сева, — посмотреть, как он закрывается и под землю уходит, но это не так красиво.
Асе очень-очень захотелось посмотреть, как распускается родниковый цветок.
— А завтра утром нельзя? — умоляюще спросила она.
— Конечно, можно!
— Мы за тобой зайдем!
— Только, чур, не пищать, что рано встать не можешь!
— Нет, я люблю рано вставать, — сказала Ася и стала выбираться на сушу.
— По земле не пройти, — сказал Еж, — все заросло. Только по ручью.
— Замерзла, да? — забеспокоился Сева.
— Ничего…
Гномы проводили Асю до корпуса.
Лагерь «Светлячок» просыпался. Хлопали окна и двери, от столовой поплыл запах манной каши. Мимо прошел тренер Жора, посмотрел подозрительно, хоть гномы и спрятались в карманы Асиного сарафана.
«Ох, не опоздать бы! — с тревогой подумала Ася. — А то начнут приставать: где была?» Почему-то никому не кажется странным, если человек поздно ложится, но никто не понимает, если человек по доброй воле встает ни свет ни заря.
Уже около самого корпуса Горыныч сказал:
— Привет передавай Манюне и Марусе.
— Кому?!
Гномы удивленно переглянулись.
— Ни за что не поверю, что девчонки с тобой еще не познакомились, — недоверчиво сказал Еж. — Да они, наверное, уже замучили тебя своей болтовней!
— Прасковья просто не признается, чтобы мы их не ругали. У них это — девчоночья солидарность!
— Да нет никакой солидарности! — ничего не понимала Ася. — И никаких Манюнь я не знаю!
— Манюня — одна, и Маруся — одна, — поправил Сева. — Неужели вы незнакомы? Они же живут на подоконнике, в герани…
— В герани?! — ужаснулась Ася. — Она же проклятая!
— Че-го-о?! — хором удивились гномы.
Ася пересказала Аленкину историю, и гномы прыснули от смеха. А насмеявшись вволю, тут же начали возмущаться. Горыныч сказал:
— Я понимаю, когда про Белого монаха или Королевского Ужа всякие небылицы сочиняют, но цветок что плохого сделал?
— Красивый такой, круглый год цветет, — укоризненно сказал Сева.
— Да не цветет он! Засох весь.
Гномы сначала не поверили. Потом Горыныч слетал к окну и убедился. Ох, как они ругали неведомых Манюню и Марусю!
И безответственные они, и бессовестные, и куда только смотрит Старый гном, почему он их не накажет, и надо что-то делать…
— Я знаю, где они, — сказал догадливый Еж. — Они у Сдобной Булочки. У нее, говорят, скоро бал.
— Вперед! К Сдобной Булочке! — скомандовал Горыныч.
— А я?
— Ты с нами, как свидетель.
— Но сейчас же подъем… на зарядку надо и на завтрак…
— Сдобная Булочка тебя накормит.
— Ася! Тебе что дороже: манная каша или сказка?
— Мы ненадолго. Может, никто и не хватится. А у Сдобной Булочки знаешь, как интересно!
Уже на ходу Ася спросила:
— А Сдобная Булочка — это, что ли, имя такое?
— Ну да.
— А почему такое имя?
— Мама так назвала. Перестань все время спрашивать: «Почему такое имя?» Такое, вот и все.
Когда в лагере протрубили подъем и вожатая Лена повела свой заспанный и недовольный седьмой отряд на зарядку, Ася с гномами были уже далеко в лесу. Они подошли к холму с норой, и Горыныч трижды топнул ногой. Тотчас же из недр норы послышалось:
— Иду! Иду!
И через минуту показалась взрослая гномиха, румяная, пышная, с золотыми косами, уложенными вокруг головы. Она засияла навстречу глазами и ямочками на щеках. Даже Асе досталась порция круглых сияющих улыбок. Это и была Сдобная Булочка.
