Асино лето

Глава 43

Ася лежала на верхней ветке сосны. Сосна была могучая, высоченная, наверное, самая высокая в этом лесу. Далеко-далеко было видно с нее. Сине-зеленые волны леса, изрезанные линиями просек, редкие поля, узкая лента реки… Ася смотрела то на лес вокруг, то в синее небо, там неспешно ползли облака, лениво выстраиваясь в причудливые замки и города.

Вдруг ни с того ни с сего упала с неба капля, и не успела Ася стереть ее со щеки, как обрушился на землю дождь. Настоящий ливень! Все дороги превратились в реки, зазвенели деревья, заметались птицы и люди. Ася спикировала вниз, добежала до своего корпуса. Дождь начался так внезапно, что она подумала, не опрокинул ли Кондрат Тарасович свой стол с колбами, но потом вспомнила, что он спрятал их в шкаф, под ключ.

Не по себе стало Асе. Вдруг что-нибудь случилось, и Кондрат Тарасович за ней все эти дожди присылает? Но что, что могло случиться? Пролилась живая вода? Удрал солнечный козленок? А вдруг сам Кондрат Тарасович заболел? Возраст все-таки…

Ася тут же пожалела, что поторопилась спрятаться от дождя в корпусе. Надо было сразу лететь на гору, а теперь Лена загнала всех под крышу, усадила за настольные игры, и попробуй ее переспорь! Ася с шумом отодвинула стул. Не будет она ни во что играть! Она сердито пошла в палату, захлопнула, не глядя, форточку и села на кровать. Что за жизнь! Девочки столпились в дверях и смотрели на нее как-то странно.

— Что? — не поняла Ася. Она оглянулась на окно. Напротив форточки висел желтый шар величиной с футбольный мяч. Он угрожающе потрескивал. Сердце у Аси кольнуло так, будто в него вставили иглу. Что же случилось, что? Там, на горе, в Грозовом доме, что-то не так, а она должна слушаться вожатых и торчать здесь!

А девочки, как назло, охали и ахали и обсуждали, какая Ася совсем отчаянная, шаровой молнии не испугалась, а ведь могло убить, и хорошо, что Лена не видела… За окнами грохотала гроза, шаровая молния метнулась куда-то вверх, булькал, захлебываясь собственной торопливостью, дождь, его струи летели по стеклу, оставляя размытые дороги. И вдруг — тишина. Гроза оборвалась внезапно, будто Кондрат Тарасович поймал ее за хвост и втянул в колбу.

— Ну и погодка, — вздохнул кто-то в коридоре.

Но Ася-то знала, что грозы хранятся в окованных медью сундуках, их так просто не выпустишь, да и не соберешь в одну минуту, это вам не послушный грибной дождик. «Что-то случилось, — стучало Асино сердце, — что-то не так». Лететь на гору? Еще пять минут назад Ася сердилась, что ее не выпускают из корпуса, а сейчас сомневалась. Кондрат Тарасович ведь предупреждал, что к нему всю неделю нельзя показываться, что зелье должно настаиваться в одиночестве и покое, куда же она пойдет? Может, вообще все эти дожди оттого, что Кондрат Тарасович зельем занимается, не до погоды ему, вот они и разбаловались?

— Шустова! — ворвался в палату Матвей Кондаков. — Тебя там дед какой-то спрашивает. Странный такой, в плаще… Э, потише! — Ася сбила Матвея с ног, выбегая на улицу.

На веранде столпились ребята из седьмого и шестого отрядов, а у крылечка возвышался Грозовой Человек. Волшебный плащ клубился тучами и потрескивал молниями у него за спиной, глаза из-под широких седых бровей смотрели пристально, руки с узловатыми старческими пальцами были сложены на груди. В воздухе сильно пахло дождем.

— Кондрат Тарасович! — подлетела к нему Ася. — Что вы… Что случилось?

Он схватил ее за руку и потянул за собой. Ему настороженное детское внимание было неприятно. За Единственным дубом они остановились.

— Я два раза посылал тебе грозу! — сердито прогремел он. — Как ты не догадалась, что надо прийти? Думаешь, в мои годы легко проделать такой путь! Да я уже двести тридцать лет не выхожу из дома!

— Я… я почти догадалась… То есть я догадалась, но ведь вы сами сказали: неделю не показываться.

— Я надеялся, сердце тебе подскажет, что надо появиться, — поджал губы старик.

— Оно подсказывало! Но я… решила послушаться вас и…

— «Послушаться»! Слушать, Асенька, нужно только свое сердце. Ладно, прости меня, старика, за этот выговор, устал я что-то. Давай о деле. Зелье почти готово. Но одно «но»: у меня пропало оранжевое стекло.

— Что?

— Оранжевое стекло. Бутылка, в которую будет налито зелье, должна быть из оранжевого стекла. Ну или содержать в себе хоть немного оранжевости, или чтобы дно у нее было оранжевое. Понимаешь?

— Где же я найду бутылку с оранжевым дном?

— Ты кусочек оранжевого стекла найди, бутылку я сделаю! Это обязательно надо! И не позднее завтрашнего утра. И как назло: ведь помню, было у меня такое стекло, но весь дом перевернул, все витражи просмотрел — нет нигде! То ли гномы утащили для своих игр, то ли просто потерялось… Ты поспрашивай у ребят, может, найдешь?

— Я поспрашиваю.

Ася побрела прочь, не простившись. Она чувствовала такую усталость, будто ей тоже двести лет. Где искать оранжевое стекло? Бред какой-то! День продолжался, и Ася делала машинально все, что нужно было делать: убирала территорию, репетировала танец для гала-концерта, играла в пионербол, что-то соврала про Кондрата Тарасовича, когда стали расспрашивать… А в голове стучало: оранжевое стекло, оранжевое стекло.

— Аська! Спишь, что ли! Уже три мяча пропустила! Иди подавай!

На площадку прибежал Максимка Арсенов.

— Ася, а пойдем в саду работать?

— Да там уже нечего делать, Макс.

— Ну, Ася-я-а-а…

— Вот хвостик! — всплеснула руками Даша. — Говорят тебе, нечего там делать.

— Ну, дайте какую-нибудь работу! Ску-у-учно!

— Скучно — найди мне оранжевое стекло! — в сердцах сказала Ася. Максимку как ветром сдуло. Даша удивленно посмотрела на Асю.

— Зачем тебе оранжевое стекло?

— Откуда я знаю? Пусть ищет.

— Здорово ты его… отшила.

Асе стало так стыдно, что она чуть не бросилась за Максимкой вдогонку. И, нахмурив брови, сказала:

— Давайте еще партию.

Но не успели и трех голов забить, как примчался Максим и, чуть не плача, закричал возмущенно:

— Ася! Я нашел, а она не отдает! Я ей говорю, что для дела, а она все равно не отдает!

— Кто не отдает? — оторопела Ася.

— Да Глашка! Кричит: «Мне тоже для дела!», я ей объясняю, а она…

— Да что не отдает-то?

— Оранжевое стекло, что же еще?!

Бросив игру, Ася подскочила к Максиму.

— Максимка… А где она, Глаша?

— Да вон там, в песочнице. Я ей объясняю, главное, а она…

— Веди!

— Ася, ты куда?

— А матч?

— Шустова всегда так!

— Я сейчас! — крикнула Ася, убегая с Максимкой.

В песочнице у второго корпуса в полном одиночестве сидела большеглазая, стриженная под мальчика Глафира. Ася спросила:

— Она?

— Она, — возмущенно шмыгнул носом Максим. Он, наверное, подрался бы, не будь Глафира девчонкой.

— Так. Максим, ты — молодец. Ты такой молодец… даже слов нет. Настоящий Колькин друг. Только я сейчас сама с ней поговорю, ладно? Тут, кажется, подход нужен.

Ася подошла к Глафире. Села, как она, на песок. Сказала, будто они знакомы:

— Привет, Глаша.

— Я не Глаша. Я — Глафира.

— А я — Прасковья.

Глафира покосилась на нее синим глазом. Ладно, мол, дальше что?

— А что ты делаешь?

— Не скажу, — потом улыбнулась, — секретик.

— Расскажи?

— Секретики не рассказывают. Их показывают, — сказала Глафира строго и стала указательным пальцем по песку водить, расчищая свой секретик.

Ася смотрела не дыша. Конечно, она знала, что такое секретики, сама только недавно перестала их делать. Вот что-то блеснуло под Глафириной рукой среди песка, Глафира завозилась, вздохнула и отодвинулась, чтобы и Асе и Максиму было видно.

Хорош был секретик, что и говорить. Редкой красоты и качественной работы. На песке лежал кусочек золотой фольги от шоколада, на нем — цветок анютиных глазок, по бокам — бусинки. А накрыт секретик был стеклышком, небольшим, овальным, но очень оранжевым.

— Какое чудо, — прошептала Ася и попросила: — Глафира, будь другом, подари мне это стеклышко!

— А зачем?

— Ну… — Если бы она могла сказать, зачем! — Мне очень надо! Честно. Для очень важного дела!

— Секретик тоже важное дело.

— Важное. Но ты пойми… И ведь для секретиков прозрачные стекла лучше подходят. А то здесь даже не видно, какого цвета бусинки и анютины глазки. Из-за стеклышка все оранжевым кажется. Хочешь, я тебе прозрачных стекол много принесу?

— Хоть тыщу! — пообещал Максимка.

— Нет, не надо. Лучше куклу.

— Какую куклу?

— Любую. Мне без куклы плохо, — вздохнула Глафира.

— Хорошо. Значит, меняем куклу на стеклышко.

Глафира сдержанно кивнула.

— Только ты не потеряй стеклышко, ладно? Я тебе завтра куклу принесу. Слушай, а это настоящее стекло, не пластмасса?

— Не-ет, это из маминых очков стеклышко выпало, я попросила, она мне и отдала. Только переживала, что такие дорогие очки сломались, — сказала Глафира и стала смотреть в сторону.

«Скучает по маме», — поняла Ася и тоже посмотрела в сторону. Они распрощались, и Ася побежала в шестой корпус. Там стоял телефон, и можно было позвонить домой.

Мама долго не брала трубку. Может, гуляет с близнецами?

— Алло?

— Мама? Мам, это я — Ася! Мамочка, приедь ко мне сегодня!

— Сегодня?!

— Мне очень-очень кукла нужна! Любая! Только не Марусю, ладно? Ну та, в синей шляпке…

— Я знаю, Асенок. Но я никак не могу приехать. Савелий с Соней простыли немножко, перекупались в субботу, наверное. Ты же знаешь, как это у близнецов — все хором, все враз. Мы с бабушкой целыми днями…

— Да… да… — сказала Ася. Она уткнулась лбом в стенку. От стены влажно пахло свежей известкой. Не будет куклы. Оранжевого стеклышка не будет. Зелья не будет. И Кольки не будет.

— Ася! Алло, Ася! Куда ты пропала?

— Я здесь, мам.

— Доченька, мы же были у тебя совсем недавно… Потерпи, моя хорошая, ты ведь уже большая.

— Да, да.

— Скоро и конец смены, да?

— Да.

— У тебя такой голос. Тебе плохо там? Ася, тебя забрать домой?

— Нет-нет! — поспешно сказала Ася. — Здесь хорошо. Ладно, я потом позвоню, пока.

Ася положила трубку, вышла на улицу, на яркое солнце.

Надо было сказать маме: «Да, забери!» — и она бы приехала, и все бы это кончилось. И не надо было бы ни о чем думать. Сидела бы дома, играла бы с близнецами, рисовала бы с ними, мастерила бы им игрушки… Кукла! Как же она раньше не подумала?

Ася бросилась к себе. Сколько раз она делала Соне кукол из ниток, маленьких и смешных, их в школе на уроке труда Лариса Ивановна научила. Это просто! Только надо нитки найти или пряжу. А где? У нее самой нет, просить у Лены или девчонок не хочется. Сходить в кружок мягкой игрушки? Но до конца смены пять дней, ее уже не запишут. Надо разыскать гномов, вот что… Но это время, время, которое уходит. Зелье должно быть готово завтра и, если перестоит, может потерять силу. Но…

Но есть полосатый свитер, который мама связала Асе в прошлом году, на день рождения. Хороший свитер, из тонкой разноцветной пряжи. Ася взяла у Лены ножницы, отпорола рукав и осторожно начала распускать.

— Ты что?! — подсела к ней Варя. — Ася, ты зачем? Такой хороший свитер…

Ася промолчала. Свитер был самый любимый. Ряд, еще ряд, полоска.

— Ася, что ты молчишь?

— Она чокнулась! — схватилась за щеки отличница Болотова и многозначительно переглянулась с Вигилянской. Еще вчера Ася услышала, как они вдвоем и Саша Лазарева ее обсуждали. Всерьез и даже сочувственно говорили, что Шустова помешалась и ее лечить надо. Но Асе наплевать на такие разговоры, лишь бы не помешали куклу сделать.

— Не лезь! Отстань от нее! — вступилась Карина и подсела с другой стороны. — Ты нервы успокаиваешь, да? У меня бабушка тоже все время что-нибудь вяжет, когда нервничает, но и распускать можно, тоже помогает.

Ася не ответила. Нервы здесь ни при чем. У нее вообще никаких нервов больше нет. Все ее нервы в лесу остались, на Купальную ночь.

— Нет уж, это уж слишком! — прошипела Настя Вигилянская. — То волосы обкромсала, то свитер! Я с ней в одной палате жить не собираюсь!

Ряд, еще ряд, еще одна полоска.

— Это у нее от встречи с Белым монахом, — прошептала Аленка. — Я вам говорила, а вы не верили.

Девочки только отмахнулись. А Варя внимательно посмотрела Асе в глаза.

— Это ты из-за Кольки, да? Из-за вчерашнего?

— Что? А что было вчера?

— Разве ты не слышала? Лена у себя плакала. Врачи сказали окончательно, что Колька не поднимется, останется инвалидом… Ты куда?!

Кукла получилась славная: разноцветная, кудрявая, смешная. У Сдобной Булочки Ася попросила для нее красивое платье и заколку для волос. Глафира осталась довольна. Сбегала в песочницу, и через минуту Ася уже летела над лесом, сжимая в руке оранжевое стеклышко.