Гулливер в стране великанов — Джонатан Свифт
Гулливер прожил дома недолго.
Не успел он хорошенько отдохнуть, как его снова потянуло в плавание.
«Должно быть, уж таков я по природе, — думал он. — Беспокойная жизнь морского бродяги мне больше по сердцу, чем мирное житье моих сухопутных друзей».
Одним словом, через два месяца после своего возвращения на родину он уже снова числился врачом на корабле «Адвенчер», отправлявшемся в дальнее плавание под командой капитана Джона Николса.
20 июня 1702 года «Адвенчер» вышел в открытое море.
Ветер был попутный. Корабль шел на всех парусах до самого мыса Доброй Надежды. Здесь капитан приказал бросить якорь и запастись свежей водой. После двухдневной стоянки «Адвенчер» должен был снова пуститься в плавание.
Но неожиданно на корабле открылась течь. Пришлось выгрузить товары и заняться починкой. А тут еще капитан Николс заболел жестокой лихорадкой.
Корабельный врач Гулливер заботливо осмотрел больного капитана и решил, что ему нельзя продолжать плавание, прежде чем он совсем не поправится.
Так «Адвенчер» и зазимовал у мыса Доброй Надежды.
Только в марте 1703 года на корабле опять были поставлены паруса, и он благополучно совершил переход до Мадагаскарского пролива.
19 апреля, когда корабль был уже недалеко от острова Мадагаскар, легкий западный ветер сменился жестоким ураганом.
Двадцать дней корабль гнало на восток. Вся команда измучилась и мечтала только о том, чтобы этот ураган наконец утих.
И вот наступил полный штиль. Целый день в море было тихо, и люди уже стали надеяться, что им удастся отдохнуть. Но капитан Николс, бывалый моряк, не раз плававший в этих местах, с недоверием посмотрел на притихшее море и приказал покрепче привязать пушки.
— Надвигается шторм! — сказал он.
И в самом деле, на другой же день поднялся сильный, порывистый ветер. С каждой минутой он становился все сильнее, и наконец разразилась такая буря, какой еще не видывал ни Гулливер, ни матросы, ни сам капитан Джон Николс.
Ураган бушевал много дней. Много дней боролся «Адвенчер» с волнами и ветром.
Умело маневрируя, капитан приказывал то поднять паруса, то спустить их, то идти по ветру, то лечь в дрейф.
В конце концов «Адвенчер» вышел победителем из этой борьбы. Корабль был в хорошем состоянии, провианта вдоволь, команда здоровая, выносливая и умелая. Одно только было плохо: на корабле кончались запасы пресной воды. Надо было во что бы то ни стало пополнить их. Но как? Где? Во вре- мя бури корабль так далеко отнесло на восток, что даже самые старые и бывалые матросы не могли сказать, в какую часть света их забросило и есть ли поблизости земля. Все были не на шутку встревожены и с беспокойством посматривали на капитана.
Но вот наконец юнга, который стоял на мачте, увидел вдали землю.
Никто не знал, что это такое — большая земля или остров. Пустынные скалистые берега были незнакомы даже капитану Николсу.
На другой день корабль подошел так близко к земле, что Гулливер и все моряки могли ясно разглядеть с палубы длинную песчаную косу и бухту. Но была ли она достаточно глубока для того, чтобы в нее мог войти такой большой корабль, как «Адвенчер»?
Осторожный капитан Николс не решился без лоцмана вводить свой корабль в не известную никому бухту. Он приказал бросить якорь и послал к берегу баркас с десятью хорошо вооруженными матросами. Матросам дали с собой несколько пустых бочонков и поручили привезти побольше пресной воды, если только им удастся разыскать где-нибудь недалеко от берега озеро, речку или ручей.
Гулливер попросил капитана отпустить его на берег вместе с матросами.
Капитан прекрасно знал, что его ученый спутник для того и отправился в далекое путешествие, чтобы повидать чужие края, и охотно отпустил его.
Скоро баркас причалил к берегу, и Гулливер первым выскочил на мокрые камни. Вокруг было совсем пусто и тихо. Ни лодки, ни рыбачьей хижины, ни рощицы вдали.
В поисках пресной воды матросы разбрелись по берегу, и Гулливер остался один. Он побрел наугад, с любопытством оглядывая новые места, но не увидел ровно ничего интересного. Всюду — направо и налево — тянулась бесплодная, скалистая пустыня.
Усталый и недовольный, Гулливер медленно зашагал назад, к бухте.
Море расстилалось перед ним суровое, серое, неприветливое. Гулливер обогнул какой-то огромный камень и вдруг остановился, испуганный и удивленный.
Что такое? Матросы уже сели в баркас и что есть силы гребут к судну. Как же это они оставили его одного на берегу? Что случилось?
Гулливер хотел громко закричать, окликнуть матросов, но язык у него во рту словно окаменел.
И не мудрено. Из-за прибрежной скалы внезапно вышел человек огромного роста — сам не меньше этой скалы — и погнался за лодкой. Море едва доходило ему до колен. Он делал громадные шаги. Еще два-три таких шага, и он бы схватил баркас за корму. Но, видно, острые камни на дне мешали ему идти. Он остановился, махнул рукой и повернул к берегу.
У Гулливера от ужаса закружилась голова. Он упал на землю, пополз меж камней, а потом поднялся на ноги и сломя голову побежал, сам не зная куда.
Он думал только о том, где бы ему укрыться от этого страшного, огромного человека.
Наконец прибрежные пески и камни остались далеко позади.
Гулливер, задыхаясь, взбежал по склону крутого холма и огляделся.
Вокруг все было зелено. Со всех сторон его обступали рощи и леса.
Он спустился с холма и пошел по широкой дороге. Справа и слева сплошной стеной стоял густой лес — гладкие голые стволы, прямые, как у сосен.
Гулливер закинул назад голову, чтобы поглядеть на верхушки деревьев, да так и ахнул. Это были не сосны, а колосья ячменя вышиной с деревья!
Должно быть, время жатвы уже подошло. Спелые зерна величиной с крупную еловую шишку то и дело больно щелкали Гулливера по спине, по плечам, по голове. Гулливер прибавил шагу.
Он шел, шел и наконец добрался до высокой ограды. Ограда была раза в три выше, чем самые высокие колосья, и Гулливер едва-едва мог разглядеть ее верхний край. Попасть с этого поля на соседнее было не так-то легко. Для этого нужно было подняться по каменным замшелым ступеням, а потом перелезть через большой, вросший в землю камень.
Ступеней было всего четыре, но зато каждая из них много выше Гулливера. Только став на цыпочки и высоко подняв руку, он мог с трудом дотянуться до края нижней ступени.
Нечего было и думать подняться по такой лестнице.
Гулливер стал внимательно осматривать ограду: нет ли в ней хоть какой-нибудь щелочки или лазейки, через которую можно было бы выбраться отсюда?
Лазейки не было.
И вдруг на верхней ступеньке лестницы появился огромный человек — еще больше того, который гнался за баркасом. Он был ростом по крайней мере с пожарную каланчу!
Гулливер в ужасе кинулся в ячменную чащу и притаился, спрятавшись за толстый колос.
Из своей засады он увидел, как великан помахал рукой и, обернувшись, что-то громко закричал. Должно быть, он просто звал кого-то, но Гулливеру показалось, будто гром грянул в ясном небе.
Вдалеке прозвучало несколько таких же раскатов, и через минуту рядом с великаном оказалось еще семеро парней такого же роста. Наверно, это были работники. Они были одеты проще и беднее первого великана, и в руках у них были серпы. Да какие серпы! Если шесть наших кос разложить на земле полумесяцем, вряд ли получился бы такой серп.
Выслушав своего хозяина, великаны один за другим спустились на поле, где притаился Гулливер, и принялись жать ячмень.
Гулливер, не помня себя от страха, кинулся назад, в чащу колосьев.
Ячмень рос густо. Гулливер еле-еле пробирался между высокими, прямыми стволами. Целый дождь тяжелых зерен сыпался на него сверху, но он уже не обращал на это никакого внимания.
И вдруг дорогу ему загородил прибитый к земле ветром и дождем стебель ячменя. Гулливер перелез через толстый, гладкий ствол и наткнулся на другой, еще толще. Дальше — целый десяток пригнувшихся к земле колосьев. Стволы тесно переплелись между собой, а крепкие, острые усы ячменя, вер- нее сказать — усищи торчали, словно копья. Они прокалывали платье Гулливера и впивались в кожу. Гулливер повернул налево, направо… И там те же толстые стволы и страшные острые копья!
Что же теперь делать? Гулливер понял, что ему ни за что не выбраться из этой чащи. Силы оставили его. Он лег в борозду и уткнулся лицом в землю. Слезы так и потекли у него из глаз.
Он невольно вспомнил, что еще совсем недавно, в стране лилипутов он сам чувствовал себя великаном. Там он мог опустить к себе в карман всадника с лошадью, мог одной рукой тянуть за собой целый неприятельский флот, а теперь он — лилипут среди великанов, и его, Человека-Гору, могучего Куинбуса Флестрина, того и гляди, упрячут в карман. И это еще не самое плохое. Его могут раздавить, как лягушонка, могут свернуть ему голову, как воробью! Все бывает на свете…
В эту самую минуту Гулливер вдруг увидел, что какая-то широкая, темная плита поднялась над ним и вот-вот опустится. Что это? Неужели подошва огромного башмака? Так и есть! Один из жнецов незаметно подошел к Гулливеру и остановился над самой его головой. Стоит ему опустить ногу, и он растопчет Гулливера, как жука или кузнечика.
Гулливер вскрикнул, и великан услышал его крик. Он нагнулся и стал внимательно осматривать землю и даже шарить по ней руками.
И вот, сдвинув в сторону несколько колосьев, он увидел что-то живое.
С минуту он опасливо рассматривал Гулливера, как рассматривают невиданных зверьков или насекомых. Видно было, что он соображает, как бы ему схватить удивительного зверька, чтобы тот не успел его оцарапать или укусить.
Наконец он решился — ухватил Гулливера двумя пальцами за бока и поднес к самым глазам, чтобы получше разглядеть.
Гулливеру показалось, что какой-то вихрь поднял его и понес прямо в небо. Сердце у него оборвалось. «А что, если он с размаху швырнет меня на землю, как мы бросаем жуков или тараканов?» — с ужасом подумал он, и, как только перед ним засветились два огромных удивленных глаза, он умоляюще сложил руки и сказал вежливо и спокойно, хотя голос у него дрожал, а язык прилипал к небу:
— Умоляю вас, дорогой великан, пощадите меня! Я не сделаю вам ничего дурного.
Конечно, великан не понял, что говорит ему Гулливер, но Гулливер на это и не рассчитывал. Он хотел только одного: пусть великан заметит, что он, Гулливер, не квакает, не чирикает, не жужжит, а разговаривает, как люди.
И великан это заметил. Он вздрогнул, внимательно посмотрел на Гулливера и ухватил его покрепче, чтобы не уронить. Пальцы его, словно огромные клещи, сжали ребра Гулливера, и тот невольно вскрикнул от боли.
«Конец! — мелькнуло у него в голове. — Если это чудовище не уронит меня и не разобьет вдребезги, так уж наверно раздавит или задушит!»
Но великан вовсе не собирался душить Гулливера. Должно быть, говорящий кузнечик ему понравился. Он приподнял полу кафтана и, осторожно положив в нее свою находку, побежал на другой конец поля.
«Несет к хозяину», — догадался Гулливер.
И в самом деле, через минуту Гулливер был уже в руках того великана, который раньше всех других появился на ячменном поле.
Увидев такого маленького человечка, хозяин удивился еще больше, чем работник. Он долго рассматривал его, поворачивая то направо, то налево. Потом взял соломинку толщиной с трость и стал поднимать ею полы Гулливерова кафтана. Должно быть, он думал, что это что-то вроде надкрылий майского жука.
Все работники собрались вокруг и, вытянув шеи, молча глядели на удивительную находку.
Чтобы лучше разглядеть лицо Гулливера, хозяин снял с него шляпу и легонько подул ему на волосы. Волосы у Гулливера поднялись, как от сильного ветра. Потом великан, осторожно опустил его на землю и поставил на четвереньки. Наверно, ему хотелось поглядеть, как бегает диковинный зверек.
Но Гулливер сейчас же поднялся на ноги и стал гордо разгуливать перед великанами, стараясь показать им, что он не майский жук, не кузнечик, а такой же человек, как они, и вовсе не собирается убежать от них и спрятаться среди стеблей.
Он взмахнул шляпой и отвесил своему новому хозяину поклон. Высоко подняв голову, он произнес громко и раздельно приветствие на четырех языках.
Великаны переглянулись и удивленно покачали головами, но Гулливер ясно видел, что они его не поняли. Тогда он вынул из кармана кошелек с золотом и положил его на ладонь хозяина. Тот низко наклонился, прищурил один глаз и, сморщив нос, стал разглядывать странную вещицу. Он даже вытащил откуда-то из рукава булавку и потыкал острием в кошелек, очевидно не догадываясь, что это такое.
Тогда Гулливер сам открыл кошелек и высыпал на ладонь великана все свое золото — тридцать шесть испанских червонцев.
Великан послюнил кончик пальца и приподнял один испанский золотой, потом другой…
Гулливер старался знаками объяснить, что он просит великана принять от него этот скромный подарок.
Он кланялся, прижимал руки к сердцу, но великан так ничего и не понял и тоже знаками приказал Гулливеру положить монеты обратно в кошелек, а кошелек спрятать в карман.
Потом он заговорил о чем-то со своими работниками, и Гулливеру показалось, что восемь водяных мельниц разом зашумели у него над головой. Он был рад, когда работники наконец ушли на поле.
Тогда великан достал из кармана свой носовой платок, сложил его в несколько раз и, опустив левую руку до самой земли, покрыл ладонь платком.
Гулливер сразу понял, чего от него хотят. Он покорно взобрался на эту широкую ладонь и, чтобы не свалиться с нее, лег ничком.
Видно, великан очень боялся уронить и потерять Гулливера — он бережно завернул его в платок, точно в одеяло, и, прикрыв другой ладонью, понес к себе домой.
Был полдень, и хозяйка уже подала на стол обед, когда великан с Гулливером на ладони перешагнул порог своего дома.
Ни слова не говоря, великан протянул жене ладонь и приподнял край платка, которым был закрыт Гулливер.
Она попятилась и взвизгнула так, что у Гулливера чуть не лопнули обе барабанные перепонки.
Но скоро великанша разглядела Гулливера, и ей понравилось, как он кланяется, снимает и надевает шляпу, осторожно ходит по столу между тарелками. А Гулливер и в самом деле двигался по столу опасливо и осторожно. Он старался держаться подальше от края, потому что стол был очень высокий — по меньшей мере с двухэтажный дом.
Вся хозяйская семья разместилась вокруг стола — отец, мать, трое детей и старуха бабушка. Гулливера хозяин посадил возле своей тарелки.
Перед хозяйкой возвышался на блюде огромный кусок жареной говядины.
Она отрезала маленький ломтик мяса, отломила кусочек хлеба и положила все это перед Гулливером.
Гулливер поклонился, достал из футляра свой дорожный прибор — вилку, ножик — и принялся за еду.
Хозяева разом опустили свои вилки и, улыбаясь, уставились на него. Гулливеру стало страшно. Кусок застрял у него в горле, когда он увидел со всех сторон эти огромные, как фонари, любопытные глаза и зубы, которые были крупнее, чем его голова.
Но он не хотел, чтобы все эти великаны, взрослые и маленькие, замети- ли, как сильно он их боится, и, стараясь не глядеть по сторонам, доел свой хлеб и мясо.
Хозяйка что-то сказала служанке, и та сейчас же поставила перед Гулливером рюмку, до краев наполненную каким-то золотистым, прозрачным напитком.
Должно быть, это была самая маленькая ликерная рюмочка — в ней помещалось не больше кувшина вина.
Гулливер встал, поднял рюмку обеими руками и, подойдя прямо к хозяйке, выпил за ее здоровье. Это очень понравилось всем великанам. Дети принялись так громко хохотать и хлопать в ладоши, что Гулливер чуть не оглох.
Он поспешил опять укрыться за тарелкой хозяина, но второпях споткнулся о корку хлеба и растянулся во весь рост. Он сейчас же вскочил на ноги и с тревогой посмотрел вокруг — ему совсем не хотелось показаться смешным и неловким.
Однако на этот раз никто не засмеялся. Все с беспокойством глядели на маленького человечка, а служанка сейчас же убрала со стола злополучную корку.
Чтобы успокоить своих хозяев, Гулливер помахал шляпой и трижды прокричал «ура» в знак того, что все обошлось благополучно.
Он и не знал, что в эту самую минуту его подстерегает новая неприятность.
Как только он подошел к хозяину, один из мальчиков, десятилетний шалун, сидевший рядом с отцом, быстро схватил Гулливера за ноги и поднял так высоко, что у бедняги захватило дух и закружилась голова.
Неизвестно, что бы еще придумал озорник, но отец сейчас же выхватил Гулливера у него из рук и опять поставил на стол, а мальчишку наградил звонкой оплеухой.
Таким ударом можно было бы выбить из седел целый эскадрон гренадер — разумеется, обыкновенной человеческой породы.
После этого отец строго приказал сыну немедленно выйти вон из-за стола. Мальчишка заревел, как стадо быков, и Гулливеру стало его жалко.
«Стоит ли на него сердиться? Ведь он еще маленький», — подумал Гулливер, опустился на одно колено и знаками стал умолять своего хозяина простить шалуна.
Отец кивнул головой, и мальчуган снова занял свое место за столом. А Гулливер, усталый от всех этих приключений, сел на скатерть, прислонился к солонке и на минуту закрыл глаза.
Вдруг он услышал у себя за спиной какой-то сильный шум. Такой мерный, густой рокот можно услышать в чулочных мастерских, когда там работает не меньше десяти машин разом.
Гулливер оглянулся — и сердце у него сжалось. Он увидел над столом огромную, страшную морду какого-то хищного зверя. Зеленые яркие глаза то лукаво щурились, то жадно открывались. Воинственно торчали в стороны длинные, пушистые усы.
Кто это? Рысь? Бенгальский тигр? Лев? Нет, этот зверь раза в четыре больше самого большого льва.
Осторожно выглядывая из-за тарелки, Гулливер рассматривал зверя. Смотрел, смотрел — и наконец понял: это кошка! Обыкновенная домашняя кошка. Она взобралась на колени к хозяйке, и хозяйка гладит ее, а кошка разнежилась и мурлычет.
Ах, если бы эта кошка была такая же маленькая, как все те кошки и котята, которых видел Гулливер у себя на родине, он бы тоже ласково погладил ее и пощекотал за ушами!
Но осмелится ли мышка щекотать кошку?
Гулливер уже хотел было спрятаться куда-нибудь подальше — в пустую миску или чашку, — но, к счастью, вспомнил, что хищные звери всегда нападают на того, кто их боится, и боятся того, кто сам нападает.
Эта мысль вернула Гулливеру смелость. Он положил руку на эфес шпаги и храбро шагнул вперед.
Давний охотничий опыт не обманул Гулливера. Пять или шесть раз он бесстрашно подходил к самой морде кошки, и кошка даже не посмела протянуть к нему лапу. Она только прижимала уши и пятилась назад.
Кончилось тем, что она соскочила с колен хозяйки и сама убралась подальше от стола. Гулливер вздохнул с облегчением.
Но тут в комнату вбежали две огромные собаки.
Если вы хотите знать, какой они были величины, поставьте друг на дружку четырех слонов, и вы получите самое точное представление.
Одна собака, несмотря на свой огромный рост, была обыкновенная дворняга, другая — охотничья, из породы борзых.
К счастью, обе собаки не обратили на Гулливера особого внимания и, получив от хозяина какую-то подачку, убежали во двор.
К самому концу обеда в комнату вошла кормилица с годовалым ребенком на руках.
Ребенок сразу же заметил Гулливера, протянул к нему руки и поднял оглушительный рев. Если бы этот двухсаженный младенец находился на одной из лондонских окраин, его бы непременно услышали на другой окраине даже глухие. Должно быть, он принял Гулливера за игрушку и сердился, что не может дотянуться до нее.
Мать ласково улыбнулась и недолго думая взяла Гулливера и поставила перед ребенком. А мальчуган тоже недолго думая схватил его поперек туловища и стал засовывать себе в рот его голову.
Но тут уж Гулливер не вытерпел. Он закричал чуть ли не громче своего мучителя, и ребенок в испуге выронил его из рук.
Наверно, это было бы последнее приключение Гулливера, если бы хозяйка не поймала его на лету в свой передник.
Ребенок заревел еще пронзительнее, и, чтобы успокоить его, кормилица стала вертеть перед ним погремушку. Погремушка была привязана к поясу младенца толстым якорным канатом и напоминала большую выдолбленную тыкву. В ее пустом нутре громыхало и перекатывалось по крайней мере штук двадцать булыжников.
Но ребенок и смотреть не хотел на свою старую погремушку. Он надрывался от крика. Наконец великанша, прикрыв Гулливера фартуком, незаметно унесла его в другою комнату.
Там стояли кровати. Она уложила Гулливера на свою постель и укрыла его чистым носовым платком. Платок этот был больше, чем парус военного корабля, и такой же толстый и грубый.
Гулливер очень устал. Глаза у него слипались, и, как только хозяйка оставила его одного, он укрылся с головой своим жестким холщовым одеялом и крепко уснул.
Он спал больше двух часов, и ему снилось, что он дома, среди родных и друзей.
Когда же он проснулся и понял, что лежит на кровати, у которой конца-края не видать, в огромной комнате, которую не обойдешь и в несколько часов, ему стало очень грустно. Он опять зажмурил глаза и натянул повыше уголок платка. Но на этот раз заснуть ему не удалось.
Едва только он задремал, как услышал, что кто-то тяжело соскочил с полога на постель, пробежал по подушке и остановился возле него, не то посвистывая, не то посапывая.
Гулливер быстро приподнял голову и увидел, что над самым его лицом стоит какой-то длинномордый усатый зверь и смотрит прямо ему в глаза черными блестящими глазами.
Крыса! Отвратительная бурая крыса величиной с большую дворнягу! И она не одна, тут их две, они нападают на Гулливера с двух сторон! Ах, дерзкие животные! Одна из крыс осмелела настолько, что уперлась лапами прямо в воротник Гулливера.
Он отскочил в сторону, выхватил шпагу и с одного удара распорол зверю брюхо. Крыса упала, обливаясь кровью, а другая пустилась наутек.
Но тут уж Гулливер погнался за нею, настиг у самого края постели и отрубил ей хвост. С пронзительным визгом она скатилась куда-то вниз, оставив за собой длинный кровавый след.
Гулливер вернулся к умирающей крысе. Она еще дышала. Сильным ударом он прикончил ее.
В эту самую минуту в комнату вошла хозяйка. Увидев, что Гулливер весь в крови, она в испуге подбежала к постели и хотела взять его на руки.
Но Гулливер, улыбаясь, протянул ей свою окровавленную шпагу, а потом показал на мертвую крысу, и она все поняла.
Позвав служанку, она велела ей сейчас же взять крысу щипцами и выбросить вон за окошко. И тут обе женщины заметили отрубленный хвост другой крысы. Он лежал у самых ног Гулливера, длинный, как пастушеский кнут.
У хозяев Гулливера была дочка — хорошенькая, ласковая и смышленая девочка.
Ей было уже девять лет, но для своего возраста она была очень маленькая — всего с какой-нибудь трехэтажный домик, да и то без всяких флюгеров и башен.
У девочки была кукла, для которой она шила нарядные рубашечки, платья и передники.
Но, с тех пор как в доме появилась удивительная живая куколка, она и смотреть больше не хотела на старые игрушки.
Свою прежнюю любимицу она сунула в какую-то коробку, а ее колыбельку отдала Гулливеру.
Колыбельку днем держали в одном из ящиков комода, а вечером ставили на полку, прибитую под самым потолком, чтобы крысы не могли добраться до Гулливера.
Девочка смастерила для своего «грильдрига» (на языке великанов «грильдриг» значит «человечек») подушку, одеяльце и простыни. Она сшила ему семь рубашек из самого тонкого полотняного лоскутка, какой только могла найти, и всегда сама стирала для него белье и чулки.
У этой девочки Гулливер стал учиться языку великанов.
Он показывал пальцем на какой-нибудь предмет, и девочка несколько раз подряд внятно повторяла, как он называется.
Она так заботливо ухаживала за Гулливером, так терпеливо учила его говорить, что он прозвал ее своей «глюмдальклич» — то есть нянюшкой.
Через несколько недель Гулливер стал понемногу понимать, о чем говорят вокруг него, и сам с грехом пополам мог объясняться с великанами.
А между тем слух о том, что его хозяин нашел у себя на поле удивительного зверька, распространился по всем окрестностям.
Говорили, что зверек — крошечный, меньше белки, но с виду очень похож на человека: ходит на двух ногах, стрекочет на каком-то своем наречии, но уже немного научился говорить и на человечьем языке. Он понятливый, послушный, охотно идет на зов и делает все, что ему приказывают. Мордочка у него беленькая — нежнее и белее, чем лицо у трехлетней девочки, а шерстка на голове шелковистая и мягкая, как пух.
И вот в один прекрасный день в гости к хозяевам приехал их старый приятель.
Он сразу же спросил у них, правда ли, что они нашли какого-то удивительного зверька, и в ответ на это хозяева велели своей дочке принести Грильдрига.
Девочка побежала, принесла Гулливера и поставила его на стул.
Гулливеру пришлось показать все, чему научила его Глюмдальклич.
Он маршировал вдоль и поперек стола, по команде вынимал из ножен свою шпагу и вкладывал ее обратно, кланялся гостю, спрашивал у него, как он поживает, и просил приходить почаще.
Старику понравился диковинный человечек. Чтобы получше разглядеть Грильдрига, он надел очки, и Гулливер, взглянув на него, не мог удержаться от смеха: очень уж похожи были его глаза на полную луну, когда она заглядывает в каюту через круглое корабельное окошко.
Глюмдальклич сразу поняла, что так рассмешило Гулливера, и тоже фыркнула.
Гость обиженно поджал губы.
— Очень веселый зверек! — сказал он. — Но мне кажется, для вас будет выгоднее, если люди станут смеяться над ним, а не он будет смеяться над людьми.
И старик тут же посоветовал хозяину отвезти Гулливера в ближайший город, до которого было всего полчаса езды, то есть около двадцати двух миль, и в первый же базарный день показать его там за деньги.
Гулливер уловил и понял всего несколько слов из этого разговора, но он сразу почувствовал, что против него затевается что-то неладное.
Глюмдальклич подтвердила его опасения.
Обливаясь слезами, она сказала, что, видно, папа и мама опять хотят поступить с ней так же, как в прошлом году, когда они подарили ей барашка: не успела она его откормить, как они продали его мяснику. И нынче то же самое: они уже отдали ей Грильдрига совсем, а теперь собираются возить его по ярмаркам.
Сначала Гулливер очень огорчился — ему обидно было думать, что его хотят показывать на ярмарке, как ученую обезьяну или морскую свинку.
Но потом в голову ему пришло, что, если он будет безвыездно жить в доме у своего хозяина, он так и состарится в кукольной колыбельке или в ящике комода.
А во время странствований по ярмаркам — кто знает? — судьба его может перемениться.
И он с надеждой стал ожидать первой поездки.
И вот этот день настал.
Чуть свет хозяин со своей дочкой и Гулливером тронулись в путь. Они ехали верхом на одной лошади: хозяин впереди, дочка позади, а Гулливер — в ящике, который держала в руках девочка.
Лошадь бежала такой крупной рысью, что Гулливеру казалось, будто он опять на корабле и корабль то взлетает на гребень волны, то проваливается в бездну.
По какой дороге его везут, Гулливер не видел: он сидел, вернее сказать — лежал в темном ящике, который его хозяин сколотил накануне, чтобы перевезти маленького человечка из деревни в город.
Окошек в ящике не было. В нем была только небольшая дверца, через которую Гулливер мог входить и выходить, да несколько отверстий в крышке для доступа воздуха.
Заботливая Глюмдальклич положила в ящик стеганое одеяло с кроватки своей куклы. Но может ли защитить от ушибов даже самое толстое одеяло, когда при каждом толчке тебя подбрасывает на аршин от пола и швыряет из угла в угол?
Глюмдальклич с тревогой слушала, как ее бедный Грильдриг перекатывается с места на место и стукается об стенки.
Чуть только лошадь остановилась, девочка соскочила с седла и, приоткрыв дверцу, заглянула в ящик. Измученный Гулливер с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, вышел на воздух.
Все тело у него болело и перед глазами плыли зеленые круги — так растрясло его за полчаса этой трудной дороги. Если бы не привычка к океанским штормам и ураганам, у него бы, наверно, началась морская болезнь.
Но долго отдыхать Гулливеру не пришлось. Хозяин не хотел терять ни минуты дорогого времени.
Он снял в гостинице «Зеленый орел» самую большую комнату, распорядился поставить посередине широкий стол и нанял грультруда, по-нашему сказать — глашатая.
Грультруд обошел весь город и оповестил жителей, что в гостинице под вывеской «Зеленый орел» за умеренную плату можно увидеть удивительного зверька.
Этот зверек чуть больше человеческого пальца, но выглядит как настоящий человек. Он понимает все, что ему говорят, сам умеет произносить несколько слов и проделывает разные забавные штуки.
Народ валом повалил в гостиницу.
Гулливера поставили на стол, а Глюмдальклич взобралась на табуретку, чтобы охранять его и подсказывать, что он должен делать.
По команде девочки он маршировал взад и вперед, вынимал из ножен свою шпагу и размахивал ею. Глюмдальклич дала ему соломинку, и он проделывал ею, точно копьем, разные упражнения. Под конец он взял наперсток, наполненный вином, выпил за здоровье публики и пригласил всех навестить его снова в следующий базарный день.
В комнате, где шло представление, помещалось не больше тридцати человек. А посмотреть на удивительного Грильдрига хотел чуть ли не весь город. Поэтому Гулливеру пришлось двенадцать раз подряд повторять одно и то же представление для новых и новых зрителей. К вечеру он так измучился, что еле ворочал языком и переступал ногами.
Хозяин никому не позволял дотрагиваться до Гулливера — он боялся, что кто-нибудь по неосторожности раздавит ему ребра или сломает руки и ноги. На всякий случай он приказал поставить скамейки для зрителей подальше от стола, на котором шло представление. Но это не уберегло Гулливера от неожиданной беды.
Какой-то школьник, сидевший в задних рядах, вдруг привстал, прицелился и запустил прямо в голову Гулливеру большой каленый орех.
Этот орех был величиной с хорошую тыкву, и, если бы Гулливер не отскочил в сторону, он бы наверняка остался без головы.
Мальчишку выдрали за уши и вывели из залы. Но Гулливеру с этой минуты стало как-то не по себе. Соломинка показалась ему тяжелой, а вино в наперстке слишком крепким и кислым. Он был от души рад, когда Глюмдальклич спрятала его в ящик и захлопнула за ним дверцу.
После первого представления у Гулливера началась трудная жизнь.
Каждый базарный день его привозили в город, и он с утра до вечера бегал по столу, потешая публику. Да и дома, в деревне, у него не было ни минуты покоя. Окрестные помещики со своими детьми, наслышавшись рассказов о диковинном человечке, приезжали к его хозяину и требовали, чтобы им показали ученого Грильдрига.
Поторговавшись, хозяин устраивал у себя дома представление. Гости уезжали очень довольные и, возвратившись к себе, посылали посмотреть на Гулливера всех своих соседей, знакомых и родственников.
Хозяин понял, что показывать Гулливера очень выгодно.
Недолго думая он решил объехать с ним все крупные города страны великанов.
Сборы были недолгие. 17 августа 1703 года, ровно через два месяца после того, как Гулливер сошел с корабля, хозяин, Глюмдальклич и Гулливер отправились в дальнюю дорогу.
Страна великанов называлась Бробдингнег, а главный город ее — Лорбрульгруд, что значит понашему «гордость Вселенной».
Столица находилась как раз в середине страны, и, для того чтобы попасть в нее, Гулливеру и его огромным спутникам пришлось переправиться через шесть широких рек. По сравнению с ними реки, которые он видел у себя на родине и в других странах, казались узенькими, мелкими ручейками.
Путешественники проехали восемнадцать городов и множество деревень, но Гулливер почти не видел их. Его возили по ярмаркам не для того, чтобы показывать ему всякие диковины, а для того, чтобы его самого показывать, словно диковину.
Как всегда, хозяин ехал верхом, а Глюмдальклич сидела позади него и держала на коленях ящик с Гулливером.
Но перед этим путешествием девочка обила стенки ящика толстой, мягкой материей, пол устлала матрацами, а в угол поставила кроватку своей куклы.
И все-таки Гулливер сильно уставал от непрерывной качки и тряски.
Девочка заметила это и уговорила отца ехать помедленнее и останавливаться почаще.
Когда Гулливеру надоедало сидеть в темном ящике, она вынимала его оттуда и ставила на крышку, чтобы он мог подышать свежим воздухом и полюбоваться замками, полями и рощами, мимо которых они проезжали. Но при этом она всегда крепко держала его за помочи.
Если бы Гулливер свалился с такой высоты, он бы, наверно, умер от страха, еще не долетев до земли. Но в руках у своей нянюшки он чувство- вал себя в безопасности и с любопытством глядел по сторонам.
По старой привычке опытного путешественника, Гулливер даже во время самых трудных переездов старался не терять времени даром. Он прилежно учился у своей Глюмдальклич, запоминал новые слова и с каждым днем все лучше и лучше говорил побробдингнежски.
Глюмдальклич всегда возила с собой маленькую карманную книжку, чуть побольше географического атласа. Это были правила поведения примерных девочек. Она показала Гулливеру буквы, и он скоро научился по этой книжке бегло читать.
Узнав о его успехах, хозяин стал заставлять Гулливера читать вслух разные книжки во время представления. Это очень забавляло зрителей, и они целыми толпами сбегались посмотреть на грамотного кузнечика.
Хозяин показывал Гулливера в каждом городе и в каждой деревне. Иногда он сворачивал с дороги и заезжал в замок какого-нибудь знатного вельможи.
Чем больше представлений давали они в пути, тем толще становился кошелек хозяина и тем тоньше делался бедный Грильдриг.
Когда наконец путешествие их окончилось и они прибыли в столицу, Гулливер от усталости еле держался на ногах.Но хозяин и думать не хотел ни о какой передышке. Он нанял в гостинице большую залу, велел поставить в ней стол, нарочно обнесенный перильцами, чтобы Гулливер как-нибудь случайно не свалился на пол, и расклеил по всему городу афиши, где черным по белому было сказано: «Кто не видел ученого Грильдрига, тот не видел ничего!»
Представления начались. Иной раз Гулливеру приходилось показываться публике по десяти раз в день.
Он чувствовал, что долго ему этого не выдержать. И часто, маршируя по столу со своей соломинкой в руках, думал о том, как грустно окончить свой век на этом столе с перильцами, под хохот праздной публики.
Но как раз тогда, когда Гулливеру казалось, что несчастнее его нет никого на всей земле, судьба его неожиданно переменилась к лучшему.
